Не зря говорят: пятница – день тяжёлый.
   Перебираясь утром через ручей, я оступился и набрал воды в оба сапога. В школе, на вешалке, потерял пуговицу от плаща. На физкультуре, выполняя мах, сорвался с брусьев. На той же физкультуре, гоняя нас по канату, сухопарый физрук Глебов чихнул так громко и неожиданно, что заплакала Кенгура-Сонька. Она вообще плакса и кукса, а тут, как на смех, заплакала самыми настоящими слезами. Вися на канате, я громко сказал, кто она такая и почему плачет, но физрук оказался рядом и почему-то совсем не понял меня.
   Правда, позже мне повезло.
   Перетаскивая шлакоблоки к строящейся во дворе школы мастерской, показывая, как проще и удобнее это делать, я прищемил себе палец. Травма эта, конечно, не оказалась такой уж тяжёлой, но, когда Антуан приволок своего древнегреческого дурика и обрадовал нас своим единоличным решением получить сразу множество рисованных копий, я решительно, как стоп-сигнал, выставил перед собой пострадавший палец. Посматривал, как работают другие, кое-кому подсказывал, как провести линию, ненавязчиво намекал Антуану, что, будь палец здоров, моя копия, несомненно, оказалась бы лучшей, но ревнивый Антон Павлович всё же оттеснил меня от руководства уроком.
   Зато я закончил стихи о настоящем друге.
   «…Друг – это тот, кто не бросит в беде никогда другого. Друг – это тот, кто поможет в жизни выбрать пути. Он, если ты зазнался, осудит тебя сурово, если пошёл ты на подвиг, рядом готов идти!»
   После того как летом… тётя Рита, разведёнка, зато ударница-безбрачница, отдала стихотворение «На фестиваль» в газету, и стихотворение это было напечатано, мне житья не стало от Кенгуры-Соньки. Суетливая Кенгура сразу и навсегда решила меня спасти от язв якобы грозящей мне звёздной болезни. При каждом удобном случае Сонька поминала закон, чётко сформулированный для нас Станиславой Ивановной: не имей ничего такого, что распаляло бы чужую алчность! Получалось, стишок, напечатанный в газете, здорово распалял чью-то алчность. Кенгура-Сонька трагически покачивала головой: ты, мол, изменился, Осянин, ты уже далеко не тот, ты вот-вот выкинешь какой-нибудь опасный фортель…
   Сонька поджимала крошечные губы, быстро проводила ладошкой по своим прямым, как трава, волосам, пытала меня острым взглядом…
Геннадий Мартович Прашкевич «Апрель жизни» (1985–1987)